Денег в Азербайджане у меня просили все. Но кроме $15 сбора "за порчу дорог", вытребованных у меня на границе, я не дал ни копейки всем тем придорожным попрошайкам, которые хотели магарыч за просмотр моих документов, за регистрацию в приграничной зоне, просто за то, что со мной поздоровались: "Слюшай, уважение сделай, да? Дай денег — ты русский, у тебя есть". В Баку у меня попытались взять деньги просто за то, что я спросил дорогу. И даже тощие и какие—то грязнова—тенькие солдатики у последнего азербайджанского шлагбаума шепотом, одними губами просили: "Деньги дай, а?"
На грузинской стороне сразу начался ровный асфальт с аккуратной разметкой, пограничники сидели в стеклянных будках под навесом, за мониторами компьютеров.
— Гамарджоба,— произнес я одно из немногих мне известных грузинских слов.— Здравствуйте, наконец—то я до вас доехал!
— Гамарджоба,— ответил мне грузинский пограничник. Посмотрел мой паспорт с визой и произнес с улыбкой:
— Добро пожаловать в Грузию!
"Тебе здесь в Тбилиси кто—то худое слово сказал?"
Везде в Грузии — на улице, когда меня спрашивали, не из Москвы ли я, в тбилисском парке, где группа суровых мужчин резалась в домино, в церкви Иоанна Богослова в Тбилиси, в Гори и в Поти — все говорили одно и то же:
— Передай всем русским и там у себя в Москве, что мы русских любим и уважаем. Мы братские народы. Мы, грузины, и вы, русские,— христиане, православные, у нас общая культура. Воюем не мы, народ. Воюет начальство, правительство.
И все ругали Путина с Саакашвили на равных. Медведев поминался лишь в паре с Саркози.
— Вай! — говорил мне Давид из Мцхеты, строящий придорожное кафе в трех километрах от Тбилиси.— Зачем нам дружить с этой Америкой, слушай? Она за океаном! Россия — рядом, наш старый добрый сосед. Нам надо с Россией дружить — это же всем ясно, все грузины так думают. Зачем этому (непечатное)Саакашвили нужна Америка? Зачем Путин так не любит Грузию? Он же здесь родился, знаешь? До восьми лет здесь жил, вот здесь, недалеко — в Метехи. У него отец отсюда. Не понимаю я:
Протоиерей Троицкой церкви Иоанн сказал мне, что российский министр иностранных дел тоже из Грузии: отсюда, из Тбилиси. Район Авлабари знаешь, здесь недалеко? Вот он авлабарский. И Примаков ваш тоже из Грузии.
— Они там у вас все с ума посходили? Как можно разрушить из—за каких—то их амбиций всю ту культуру, что веками создавалась Россией и Грузией! Это невозможно. Тебе здесь в Тбилиси кто—то худое слово сказал? Нет? И не скажут! А если кто такой глупый, что посмеет тебе что—то сказать, то сразу приди и скажи мне. Я вот этими руками вырву его поганый язык!
И святой отец показал руками, как он вырвет язык невеже.
А в Гори строитель Каха, разбиравший завалы на месте разрушенного российской авиацией жилого дома, сказал мне:
— Я из Питера, я там восемь лет прожил. Передай, пожалуйста, всем питерским привет от Кахи.
Передаю.
"Они там тебя порвут как русского, а мы потом отвечай"
Гори, особенно после Тбилиси, где последствия войны не ощущаются вообще, был очень немноголюден, более суровые и озабоченные лица, местами обгоревшие стены и побитые стекла домов. Но таксисты общались со мной приветливо, заверили, что Музей Сталина (была у меня глупая мечта его посетить) на месте, не пострадал и я могу немедленно туда пойти.
Здание действительно было цело, со стеклами. Я прошелся по спальному вагону вождя народов и домику детства юного Джугашвили (или, как считают осетины, Джугаева), осмотрел стол со скатертью, кровать и шкаф. Остальной экспозиции нет, объяснила мне смотрительница Нино, ее до вторжения русских успели вывезти в Тбилиси, и пока она хранится там.
Я вышел на площадь, прошел мимо го—рийского шахматного клуба, стекла которого грудами осколков лежали на земле, но внутри все равно сидели люди за шахматными досками.
У моей машины топтались трое в штатском. Двоих я узнал по своему прошлому приезду в Гори со стороны Цхинвали, а третий был мне незнаком. Он и потребовал мой паспорт. Я, в свою очередь, спросил его удостоверение. Он ругнулся, но показал мне грузинскую вязь на карточке, потом по моей просьбе неохотно перевернул карточку на английскую сторону. Майор контрразведки Георгий. Жора.
— Ура! — сказал я.— Замечательно, что вы сами меня нашли. Я к вам собирался.
— Зачем?
— А у меня в Гори больше никого нет. И с вашим начальником Мишей хотелось переговорить. Может быть, он теперь разрешит сфотографировать те русские бомбы, что у вас во дворе лежат (забегая вперед — не разрешил).
Пока Жора звонил Мише, я подошел к таксистам, с виноватым видом жавшимся чуть поодаль, и спросил:
— Ребята, это вы, что ли, контрразведку вызвали?
— Нет, нет, не мы! — заверили они меня.— Это, наверное, охранники из музея.
Наконец мой вопрос был решен.
— Миша сказал, что можно встретиться.
В управлении мы долго говорили с Мишей и Жорой, немного ругались и выясняли отношения.
— Почему ваши солдаты не соблюдают Венские конвенции? Почему избивали и пытали наших военнопленных? У нас в плену тоже были ваши русские — их никто пальцем не тронул! Потому что мы цивилизованные люди, мы соблюдаем международные договоры. А ваши, что делали ваши, смотри! — Миша опять разворачивал ко мне экран компьютера и показывал обожженные спины грузинских солдат, их сломанные пальцы.
— Ты езжай опять в Цхинвали,— кипятился Миша,— и попробуй там найти хоть одну осетинскую могилу раньше XIX века! Их там не было! Это грузинская земля всегда была. Мы их на нее пустили, а потом они нас оттуда выгнали. С вашей помощью!
— Ну, не с моей помощью.
— Ты русский? — заглядывал мне в глаза Жора.— Это ведь твой народ, твое правительство? Это твои солдаты, которые грабили город?
— Мои,— соглашался я,— но ваши же таксисты мне сказали, что русские не грабили. Они говорят, что грабили осетины и чеченцы. А русские мародеров ловили и расстреливали. Но то, как Россия поступила по отношению к Грузии, лично я считаю неправильным.
На прощание Миша посоветовал:
— В лагерь беженцев не ходи. Они там тебя порвут как русского, а мы потом отвечай. Они там из—за ваших остались без домов, без работы, без близких — не ходи туда лучше.
Меня не порвали. Хотя в лагере я сразу говорил, что я русский, из Москвы. Многие, правда, отказывались фотографироваться, но не из—за того, что я русский, а потому что там не только грузины. Голубоглазая и русоволосая Фатима, бежавшая после начала обстрелов из—под Цхин—вали, сказала мне, что она осетинка, а ее муж грузин и для нее может быть опасно, если ее фотографию увидят. Другая грузинка сказала, что она замужем за осетином. Мужчина, резавшийся у палатки в карты, зло сплюнул и сказал: — У меня жена осетинка. Что мне ее теперь — убить? И детей наших тоже? Пока я бродил по лагерю, стемнело, и беженцы потянулись за пайком к палатке Красного Креста. На человека выдавали одно яйцо, одну сосиску, хлеб — один на двоих.
Мама годовалой Кристины Мария сказала, что еду выдают два раза в день — утром и вечером. Еды мало, не хватает. Она не работает, у ее мамы пенсия 70 лари ($50), мужа нет.
— Погиб?
— Просто нет. Но он русский, из Тбилиси.
— А вы тоже из Южной Осетии?
— Нет, я из Гори. Видел дом разбомбленный? Мы там жили.
Мария пригласила меня в палатку, показала, где и как они там спят, что у них есть немножко кофе: хочешь? Я отказался, сказав, что не хочу их объедать. Она всплеснула руками:
— Ну что такое! Я ничем не могу угостить гостя! У нас ничего нет! Вот есть сливы и виноград — кушай, пожалуйста.
Я съел пару виноградин.
"На наше счастье, мы успели скачать нефть"
На въезде в Поти я увидел страшно обшарпанные, почерневшие дома, в которых местами отсутствовали рамы, но из окон выглядывали люди, а на балконах сушилось белье.
— Это вас русская авиация так побомбила? — спросил я местного жителя.
— Нет,— ответил он.— Дома просто старые. Видишь, мы лишнего не наговариваем — русские если город не бомбили, то мы не будем говорить, что бомбили. Они только по порту стреляли.
По малолюдности и настроению живущих в нем людей Поти напоминал Гори. Нана, официантка из лучшей в городе гостиницы "Якорь", рассказывала, как много здесь было людей до войны — испанцы, арабы, французы, немцы, а теперь все убежали, и гостиница стоит почти пустая. Унее зарплата 100 лари, но официантских чаевых хватало и на саму Нану, и на ее двоих детей. А теперь она не знает, что делать: нет гостей — нет и денег.
Я встретился с Вахтангом Лемонд—жавой, начальником пресс—службы по—тийского порта. Он рассказал, как обстреливали торговый порт, хотя это частное арабо—грузинское предприятие и никакого отношения к военным силам не имеет.
— На наше счастье, мы успели скачать нефть из емкостей — если бы они взорвались под обстрелом, то сгорело бы полгорода.
Две недели (с 8 августа) порт Поти не работал, не пропускал грузы. Вахтанг сказал, что в результате бомбардировки и оккупации российскими войсками общий ущерб, нанесенный одному порту, составляет 6,5—7 млн лари. Под бомбами погибли шесть сотрудников торгового порта. Они не были военными.
"Как ни крути, а мы оккупанты для них"
Блокпост российских войск находился в лесочке в километре от Поти, через пустырь от крайних домов города. В кустах под деревьями стоял бэтээр, служащий домом пятерым русским бойцам, возле него лежала стопка нераспечатанных пакетов сухпайка, куча бронежилетов, большой цинк из—под патронов, в котором, как оказалось, мариновалось мясо для шашлыка, рядом горел костер. Метрах в пятистах от поста находился окруженный земляным бруствером и колючей проволокой лагерь, откуда время от времени выезжали наши грузовики и бэтээры.
— Угощайтесь,— солдат протянул мне прут с готовым шашлыком.
— Спасибо,— взял я кусок.— Мясо где берете, в городе?
— Да тут оно бегало и часто гавкало,— ответил воин, потом засмеялся.— Да шучу я! На рынке покупаем, у местных.
— Как отношения с местными?
— Плохо, не любят они нас. Факи показывают. Как ни крути, а мы оккупанты для них.
Роман, один из солдат на точке, рассказал, что он тут уже четыре месяца, раньше стояли под Зугдиди, на границе с Абхазией, теперь здесь. Он контрактник, как и все миротворцы здесь, до 8 августа платили по $16 в сутки, теперь $54. Раньше в месяц выходило тысяч 25 рублей, теперь, наверное, будет 40—45 — неплохо.
Когда я сказал контрактникам, что по соглашению Медведева с Саркози их по идее со дня на день должны начать выводить, ребята погрустнели.
— Вот блин, не успеешь на одном месте обжиться, опять перекидывают...
Отредактировано mamula (2008-10-18 13:53:32)
